Неточные совпадения
— Самоубийство есть самый великий грех человеческий, — ответил
он, вздохнув, — но
судья тут — един лишь
Господь, ибо
ему лишь известно все, всякий предел и всякая мера. Нам же беспременно надо молиться о таковом грешнике. Каждый раз, как услышишь о таковом грехе, то, отходя ко сну, помолись за сего грешника умиленно; хотя бы только воздохни о
нем к Богу; даже хотя бы ты и не знал
его вовсе, — тем доходнее твоя молитва будет о
нем.
Господин этот говорил о процессе, который шел теперь в гражданском отделении, как о хорошо знакомом
ему деле, называя
судей и знаменитых адвокатов по имени и отчеству.
— Какой это замечательно умный человек, Сергей Александрыч. Вы представить себе не можете! Купцы
его просто на руках носят… И какое остроумие! Недавно на обвинительную речь прокурора
он ответил так: «
Господа судьи и
господа присяжные… Я могу сравнить речь
господина прокурора с тем, если б человек взял ложку, почерпнул щей и пронес ее, вместо рта, к уху». Понимаете: восторг и фурор!..
Вот
судья, приехавши
их делить, и говорит: «Уж вы,
господа, как-нибудь уладьтесь! вы, Захар Захарыч, будьте первый Урванцов, а вы, Захар Захарыч, — Урванцов второй».
Но
он собой ужасно доволен остался; вспомните, говорит, нелицеприятные
господа судьи, что печальный старец, без ног, живущий честным трудом, лишается последнего куска хлеба; вспомните мудрые слова законодателя: «Да царствует милость в судах».
Если какой-нибудь
господин был довольно силен,
он подавал прошение королю, и тот передавал дело
его в административный суд, — вот вам и несменяемость
судей!
— Это все Митька, наш совестный
судья, натворил: долез сначала до министров, тем нажаловался; потом этот молодой генерал, Абреев, что ли, к которому вы давали
ему письмо, свез
его к какой-то важной барыне на раут. «Вот, говорит, вы тому, другому, третьему расскажите о вашем деле…»
Он всем и объяснил — и пошел трезвон по городу!.. Министр видит, что весь Петербург кричит, — нельзя ж подобного
господина терпеть на службе, — и сделал доклад, что по дошедшим неблагоприятным отзывам уволить
его…
— Очень просто! Просто очень! — отвечал прокурор. — До выбора еще два года с лишком;
он кандидата на это место,
судью, очернит чем-нибудь — и взамен
его представит определить от короны
господина Пиколова.
— Во-первых, это везде есть, — начал
ему возражать серьезным и даже несколько строгим голосом Иларион Захаревский, — во-вторых, тебя судит не какой-то
господин, а лицо, которое общество само себе выбрало в
судьи; а в-третьих, если лицо это будет к тебе почему-либо несправедливо, ты можешь дело твое перенести на мировой съезд…
У
него есть глаза и сердце только до тех пор, пока закон спит себе на полках; когда же этот
господин сойдет оттуда и скажет твоему отцу: «А ну-ка,
судья, не взяться ли нам за Тыбурция Драба или как там
его зовут?» — с этого момента
судья тотчас запирает свое сердце на ключ, и тогда у
судьи такие твердые лапы, что скорее мир повернется в другую сторону, чем пан Тыбурций вывернется из
его рук…
Вы видели здесь Кшепшицюльского,
господа судьи! видели только в течение нескольких минут, покуда
он давал показание…
—
Господь тебе
судья, когда так! — сказал
он твердым, хотя грустным голосом.
— Ах ты, дурачина, дурачина! — перервал старик, — да разве без старших жить можно? Мы покорны
судьям да
господам;
они — губернатору, губернатор — царю, так испокон веку ведется. Глупая голова! как некого будет слушаться, так и дело-то делать никто не станет.
— Позвольте-с! Позвольте! — перебил
его Хмурин, как-то отстраняя даже рукою
его доказательства. —
Господину мировому
судье закон тоже позволяет судить по совести — раз!.. Второе — коли убийцу какого-нибудь или вора судят присяжные, суди и драчуна присяжные: суд для всех должен быть одинакий!
Читаю я далее-с: один там из моих подрядчиков, мужичонко глупый, выругал, что ли, повариху свою, которая про артель
ему стряпала и говядины у
него украла, не всю сварила, — повариха в обиду вошла и к мировому
его, и
господин мировой
судья приговаривает мужика на десять дней в тюрьму.
— Филька живет в Пеньковке,
барин барином, потому
ему после отца-то все и досталось. Теперь в кабаке вином торгует: только больно, говорят, пировать стал… С Асклипиодотом связался, водой не разольешь. Жену бьет, страсть; а жена-то Коскентина в стряпках у Асклипиодота жила. Только тут у
них одно дело вышло промежду собой, Филька оттаскал Асклипиодота за длинные-то волосы, судились у мирового
судьи…
— Нас три брата, — бормочет Денис, когда два дюжих солдата берут и ведут
его из камеры. — Брат за брата не ответчик… Кузьма не платит, а ты, Денис, отвечай…
Судьи! Помер покойник барин-генерал, царство небесное, а то показал бы
он вам,
судьям… Надо судить умеючи, не зря… Хоть и высеки, но чтоб за дело, по совести…
На первых порах крепко меня лакеи утесняли: все-таки вроде как благородный, был офицером, недавно в конторе
барином сидел. Но ненадолго. Во-первых, я и сам с острыми зубами, а во-вторых, есть у меня дорогая способность: во всякую жизнь вживаться. И еще чем я внушил
им уважение — это познаниями по судебной части. У лакеев постоянно дела у мировых
судей и в съезде. Все больше в области дебоша и неуплаченных счетов.
— Что актеры!.. Все актеры
ему в подметки не годятся, — возразил Аполлос Михайлыч. — Я к вам,
господа, с небольшим проектом. Вы — наши ценители и
судьи, и вы должны почтить талант. Не угодно ли будет вам, как делается это в Москве, презентовать нашему Рымову какой-нибудь подарок. Я сам, с своей стороны, сделал бы это сейчас же; но я один — не публика.
— В этом случае, Гаврила Андреич, один мне
судья: сам
господь бог, и больше никого. Тот один знает, каков я человек на сем свете суть и точно ли даром хлеб ем. А что касается в соображении до пьянства, то в этом случае виноват не я, а более один товарищ; сам же меня
он сманул, да и сполитиковал, ушел то есть, а я…
Между тем пьеса развивалась, обвинение шло вперед, бальи [
судья (от фр. bailli).] хотел
его для наказания неприступной красавицы; черные люди суда мелькали по сцене, толковали так глубокомысленно, рассуждали так здраво, — потом осудили невинную Анету, и толпа жандармов повела ее в тюрьму… да, да, вот как теперь вижу, бальи говорит: «
Господа служивые, отведите эту девицу в земскую тюрьму», — и бедная идет!
Все ведь, брат, это брехачи: «
Господа судьи,
господа присяжные, внемлите голосу вашей совести!» А сам в это время думает: приведет ли мне
господь содрать с моего клиента побольше да повернее; а те тоже — шельма-народец: как
ему выиграл процесс, так
он, словно из лука стрела, от тебя стрекнет; другого с собаками потом не отыщешь.
Полисмен Уйрида начал довольно обстоятельный рассказ на не совсем правильном английском языке об обстоятельствах дела: о том, как русский матрос был пьян и пел «более чем громко» песни, — «а это было,
господин судья, в воскресенье, когда христианину надлежит проводить время более прилично», — как
он, по званию полисмена, просил русского матроса петь не так громко, но русский матрос не хотел понимать ни слов, ни жестов, и когда
он взял
его за руку, надеясь, что русский матрос после этого подчинится распоряжению полиции, «этот человек, — указал полисмен пальцем на «человека», хлопавшего напротив глазами и дивившегося всей этой странной обстановке, — этот человек без всякого с моей стороны вызова, что подтвердят и свидетели, хватил меня два раза по лицу…
— Гм… Меня оскорбили, да я же еще и сидеть должен… Удивление… Надо,
господин мировой
судья, по закону судить, а не умствуя. Ваша покойная маменька, Варвара Сергеевна, дай бог ей царство небесное, таких, как Осип, сечь приказывала, а вы
им поблажку даете… Что ж из этого выйдет? Вы
их, шельмов, оправдаете, другой оправдает… Куда же идти тогда жаловаться?
—
Господа судьи, — начал
он, — на скромной скамье подсудимых суда исправительной полиции сидит в настоящую минуту человек далеко не скромный. Вы только что слышали показания свидетелей, обрисовавших вам возмутительное поведение подсудимого, по отношению к полицейскому сержанту Флоке и комиссару Морелю. Неудовольствовавшись этим, обвиняемый позволил себе бранить неприличными словами Французскую республику и высших представителей.
—
Господа судьи! — сказал
он.
—
Господа судьи и
господа присяжные заседатели! Вы слышали только сейчас многозначительный диалог между свидетельницей Карауловой и
господином частным приставом, и значение
его для вас не представляет загадки. Приняв во внимание те обширные средства воздействия, какими располагает наша администрация, и с другой стороны — ее неуклонное стремление к возвращению заблудшихся в лоно православия…
—
Они и толстые которые,
господин судья, не все честные бывают… — вступилась Пустошкина. — Намедни к нам один толстый пришел, вроде
их, напил, набезобразил, нагулял, а потом в заднюю дверку хотел уйти — спасибо, застрял. «Я, — говорит, — воском и свечами торгую и не желаю, чтобы святые деньги на такое поганое дело ишли», а сам-то пьян-распьянехонек. А по — моему…
Эликсир, видно, действовал не так сильно, как надеялся хилый старик.
Он всю вину возложил на мальчика, своего холопа, которого, по словам Варфоломея, поберег лекарь, и в сердцах огрешился… палкою по виску. Наместницы в том не судили и вины не имали, потому что закон писали не рабы. Холопа похоронили, как водится. Через неделю, однако ж,
судья высший призвал и
господина к своему суду.
— Поверьте, не из любопытства, молодой человек, — отвечал
господин Гильо, — следственный
судья во Франции, привлекая кого бы то ни было к какому-либо делу, должен ознакомиться с личностью подсудимого и
его нравственными и имущественными качествами. Будь вы француз, я все это бы узнал через полицию, но так как вы иностранец, то обо всем этом я сделаю запрос в вашем отечестве.
— Кто тебя ставил над
ним судьею и даже исполнителем этого суда? Если
Господь Бог в своей неизреченной благости допускает на земле зло и
его носителей, то, значит, это входит в высшие цели Провидения, бдящего над миром, и не человеку — этой ничтожной песчинке среди необъятного мироздания — противиться этой воле святого Промысла и самовольно решать участь своего брата — человека, самоуправно осуждать
его, не будучи даже уверенным, что суд этот не преступление самого совершенного ближним преступления.
Начальниками же своими крестьянин признает, кроме сотского, старосты, старшины и писаря, и урядника и станового, и исправника, и страхового агента, и землемера, и посредника по размежеванию, и ветеринара, и
его фельдшера, и доктора, и священника, и
судью, и следователя, и всякого чиновника, и даже помещика, всякого
господина, потому что по опыту знает, что всякий такой
господин может сделать с
ним всё, что хочет.
Слуги, вернейшие
судьи господ, потому что
они судят не по разговорам и выражениям чувств, а по действиям и образу жизни, были рады приезду Пьера, потому что при
нем,
они знали, граф перестанет ходить ежедневно по хозяйству и будет веселее и добрее, и еще потому, что всем будут богатые подарки к празднику.
— Мне, — говорю, — то известно, то все было тихо, и был день, и солнце сияло на небе высоко-превысоко во весь день, пока я не спал. И все было так, як я говорю,
господа судьи. А как уже стал день приближаться к вечеру, то и тогда еще солнце сияло, но уже несколько тише, а потом
оно взяло да и пошло отпочить в зори, и от того стало как будто еще лучше — и на небе, и на земли, тихо-тихесенько по ночи.
«Начальствующие в училищах, начальники гражданские,
судьи, начальники военные,
господа (sic) в отношении к тем, которые
им служат и которыми
они владеют» (sic) (стр. 116—119).